Валерий Ларионов: «Не только люди должны видеть картины, но и картины должны видеть людей»

Владелец уникального частного музея русского искусства, расположенного в самом центре Праги Валерий Ларионов собирал свою коллекцию тщательно и профессионально. Практически о каждой из работ он может рассказать историю её возникновения либо сообщить какие-то интересные факты, связанные с ней. Есть работы, которые он не продаст ни за что, но есть и такие, которые приобретались для последующей перепродажи, чтобы вновь пополнять коллекцию. Картины из коллекции Валерия Ларионова продавались на ведущих аукционах мира Christie’s и Sotheby’s. «Пражский телеграф» публикует окончание интервью с Валерием Ларионовым, который беседовал с шеф-редактором «Пражского телеграфа» Натальей Судленковой.
Когда картины или другие произведения искусства выставляются на аукцион уровня Christie’s и Sotheby’s, то они делают свою экспертизу либо полагаются на владельца?
У меня на каждую картину есть экспертная оценка либо подтверждение о происхождении каждой картины. Допустим, на картину «Ручей» Ивана Шишкина у меня экспертиза Третьяковской галереи. Эта же галерея давала заключение о подлинности работы Василия Поленова. Картина Соколова в 20-х годах была опубликована в каталоге его выставки. Я не покупаю картину без экспертизы.
А как же Вы покупали работы в антикварных магазинах или даже на базарах? Там ведь требовать экспертизу просто наивно?
Там я покупаю только то, в чём точно уверен. Например, я приобрёл работу художника 19-го века Рихарда Зоммера, причём люди, которые её продавали, не имели ни малейшего понятия о том, что это такое, ведь фамилия-то не русская. Но у меня есть свой опыт коллекционера, и я по построению рисунка картины, по живописи, тексту на задней стороне, где написано, что Рихард Зоммер написал эту работу, путешествуя из Тифлиса в Ташкент, а также по ряду других нюансов понимаю, что это — подлинная вещь.
А если Вашего опыта коллекционера не хватает для уверенности в подлинности?
Те вещи, в подлинности которых я сомневаюсь, на которые мне не хватает академических знаний и лабораторных исследований, базового материала для сравнений, я отвожу в Русский музей в Санкт-Петербурге, в Третьяковскую галерею либо в институт Грабаря. И уже они делают экспертизу.
Но Вы вывозите уже купленную работу либо на стадии переговоров?
Я покупаю картину только тогда, когда готова экспертиза. Если экспертиза отрицательная, то я её, естественно, не беру.
И часто встречаются отрицательные экспертизы?
Из десяти работ три-четыре экспертизу не проходят.
Мир коллекционеров живёт рассказами о том, как бедная итальянская семья на дверной доске обнаружила рисунок одного из мастеров Возрождения и подобными. Бывали ли в Вашей жизни ситуации, когда Вы купили какую-то работу за тысячу крон, а она оказалась картиной великого художника?
Это счастье, как у рыбака, который забросил удочку и выловил золотую рыбку. У меня не бывало такого, чтобы я купил что-то за тысячу крон, но случалось, что за 15-20 тысяч крон я покупал картины, которые реально стоят намного больше.
Коллекционеров очень много, но лишь Вы открыли музей. Позвольте полюбопытствовать – а зачем?
У меня многие об этом спрашивают. Моя коллекция достигла уже больших размеров и хранилась у меня в доме. Мы живём только втроём с женой и дочерью, у нас бывают гости, и лишь этот ограниченный круг людей мог их видеть. А нужно, чтобы картины видели люди. И картины видели людей, ведь у каждой из них своя история, своя аура. Накануне 90-летия «Русской акции» чешского правительства, когда Прага приняла эмигрантов из России, я решил открыть музей, чтобы показать, что русское искусство сохранилось благодаря чешским коллекционерам, чешскому народу.
Есть ли в Чехии какие-то работы русских художников, о которых Вы ещё не знаете?
Есть. Я не знаю, у кого именно это есть, но из года в год как эти работы проскакивают на аукционах. Я в своё время проанализировал по каталогу выставки русских художников 1935 года все работы, которые там выставлялись. Я знал их размеры, материалы, фамилии владельцев. И я восстановил этих владельцев, нашёл их потомков, внуков, правнуков, с каждым работал индивидуально. 90% потомков прежних владельцев работ сказали, что от прежней коллекции уже ничего не осталось, что всё было продано в тяжёлые времена. Поэтому наверняка картины ещё будут появляться.
Можно приблизительно оценить стоимость Вашей коллекции?
Очень трудно что-то говорить, потому что живопись оценивается только по рыночным ценам, а сейчас рынок антиквариата и предметов искусства в глубоком упадке. Цены упали в пять-шесть раз. Поэтому и оценки стоимости работ очень сильно зависят о того, когда ты продаёшь ту или иную вещь.
Падение цен — это последствия кризиса?
Да, конечно. Люди не хотят продавать работы по низким ценам, они подождут несколько лет и вновь выставят их на рынок.
Есть ли в Вашей коллекции работы, которые Вы бы не продали никогда?
Фёдор Васильев – работа «Облака» — она никогда не продастся. Не продам пейзаж Аюдага работы Ивана Айвазовский. На этом меленьком полотне сразу три подписи Айвазовского – на доске внизу, поперёк сзади, а самое главное — на ней наклеен лист бумаги с личным письмом Айвазовского, дарственной его внучке. Текст гласит: «Любимой моей внучке Юлии Ганзан от Ивана Айвазовского, Феодосия, 1884 год, близ Ялты». Не продам работы Поленова, Шишкина, Коровина, Самокиша… Они останутся моим наследникам, а те уж потом пусть сами распоряжаются.
Музей расположен в ограниченном помещении. Планируете расширяться?
Я планирую работу на многие годы вперёд. Мы делаем программу, чтобы обеспечить преемственность русской культуры для новых поколений людей, живущих в Чехии. Очень хочется сделать школу живописи для детей, создать круг общения для тех, кто чувствует себя причастным к русскому искусству или интересуется им. Естественно, я буду продолжать искать работы русских мастеров, очень хотелось бы, чтобы здесь был некий центр предварительной экспертизы картин. В мире, кстати, часто проводятся вечера одной картины, когда люди собираются в музее, чтобы узнать поподробнее об истории той или иной работы, погрузиться в ту эпоху, будто оказаться в другом столетии. И такие вечера хотелось бы проводить и в нашем музее.