Зинаида Сикевич: «Русскому языку меня учила выпускница Смольного…»

В столице Чехии побывала автор книги «Моя Прага или Истории моего детства» Зинаида Сикевич, дочь российских дворян и известный социолог.

 

На самом деле это первое художественное произведение профессора Санкт-Петербургского университета, доктора социологии (специализация «этнические конфликты») Зинаиды Сикевич. До сих пор, по её собственным словам, из-под профессорского пера выходили только работы научного характера и монографии по специальности. Книга «Моя Прага» стала подарком и самой себе — той маленькой Зиночке, «Пуське», как её назвали в детстве, — ребенку, родившемуся 9 мая 1942 года в Праге в семье эмигрантов первой волны, навсегда сохранившему в памяти удивительную атмосферу тех волшебных лет.

Зинаида Сикевич написала книгу «залпом», за два месяца, и издала её здесь же в Праге при поддержке издательства Ольги и Олега Крыловых. Презентация издания прошла в Российском центре науки и культуры в Праге при большом стечении соотечественников.

Надо сказать, автобиографический роман получился на удивление занимательным, легким в чтении, с большой долей юмора и интересных исторических деталей. Роман, по словам автора, посвящён всем тем, кто, как и Зинаида, воспитывался в иной культурной среде, и кто на всю оставшуюся жизнь так и остался немного другим, чем были дети в СССР. Эта самая «инаковость», в хорошем смысле слова, присутствует в ней по сей день, и все присутствовавшие на презентации книги «Моя Прага» это отчётливо почувствовали.

Зинаида Сикевич жила в Праге до 13 лет, после чего её родители приняли советское гражданство, и семья вернулась на историческую родину. На дворе стоял 1955 год, и в СССР вереницей потянулись эмигранты, получившие от государства гарантии о безопасности.

Родители девочки принадлежали к российской аристократии. Отец — Василий Иванович Сикевич-Васильев был актёром пражской студии МХАТа, выехавший за рубеж с плеядой артистов и в Праге познакомившийся со своей будущей супругой Галиной Степановной Гуляницкой. Интересно, что 16-летняя сирота Галочка приехала в Прагу из Новороссийска на пароходе «Георгий Победоносец», где некий донской казак из отступающей армии Деникина выдал её за свою дочь, что, в буквальном смысле слова, спасло ей жизнь.

В Праге она окончила Карлов университет, вышла первый раз замуж, и судьба ненадолго свела ее с Мариной Цветаевой: первый муж матери Зиночки — Марк — был в приятельских отношениях с Сергеем Эфроном, и какое-то время обе семьи жили вместе в одной большой квартире, потом судьба развела их. Вскоре Галина Гуляницкая развелась и вышла замуж во второй раз — за Василия Сикевича…

Воспитывала маленькую Зиночку чешка Яна Власакова — обыкновенная женщина, которую «Пуська» в детстве любила больше матери. Именно она вложила в девочку все те качества, которые на всю оставшуюся жизнь сделали её человеком двух культур. Русскому языку и чистописанию Зину учила Наталья Михайловна — выпускница Смольного 1917 года, подруга матери — Ириша, безуспешно вдалбливала девочке французский, а преподаватель со смешным именем Душан обучал её азам чешского.
В 9 лет Зиночку отправили в чешскую школу, но там она чувствовала себя чужой и после принятия родителями советского гражданства стала ученицей советской посольской школы на Панкраце.

Зиночка росла очень живым и любопытным ребенком, который по какой-то непонятной никому причине безгранично любил Сталина. В её комнате висело целых два портрета вождя, рядом с которыми уютно разместились портрет матери верхом на коне у ворот её родового поместья и гравюра Вишневецкого дворца, владельцем которого был прадед Зины. «Пуське» такое странное соседство казалось вполне естественным, так как слово идеология ей было незнакомо, а посему не играло абсолютно никакой роли.

Дети русских эмигрантов, по словам Зинаиды Сикевич, были особенным поколением. Несмотря на то, где они росли, — в Чехии, в Югославии, в Болгарии или во Франции — всех их воспитывали как патриотов, и все они знали, что рано или поздно они вернутся домой. Домом же для нас всегда была Россия, и им было совершенно всё равно, что она называлась СССР…

…Сегодня она часто бывает в Праге, и каждый раз останавливается в одной и той же гостинице «У Йезулатка» на Кампе. Почему именно там? Здесь всё напоминает ей о детстве, когда Прага была другой, не той, что сейчас. И только Кампа, по её мнению, сохранила свою прелесть и непорочность, только Кампа позволяет ей отдохнуть душой и телом от любопытства туристов и полюбоваться… нет, не на Карлов мост, а на раскинувшийся за окнами гостиницы самый обыкновенный, но такой родной луг…

Предлагаем вниманию читателей отрывок из книги Зинаиды Сикевич «Моя Прага или Истории моего детства».

«(…) В спектакле, посвященном 35-летию принятия первой Советской Конституции, (…) детям предстояло в костюмах народов 15 союзных республик изобразить братскую дружбу, процветающую в СССР.

В день распределения ролей я заявила, что буду играть Грузию. Никто особенно не возражал. Действительно, с моими тёмными глазами не Эстонию же представлять. Шурик, правда, хотел покрасоваться в черкеске и стал оспаривать моё место, но Ириша быстро нашлась:
– Армяне тоже ходят в черкесках, так что ты ничего не теряешь.
Шурик милостиво согласился.

(…) Мне сшили красивое чёрное платье из атласа, а спереди на груди треугольником и по низу подола оторочкой няня вшила алые вставки. Платье и маленькая шапочка с фатой, как у настоящих грузинок, которых мы высмотрели в «Огоньке», были украшены жемчугом. Платье мне очень понравилось, в нем я выглядела почти стройной. Из-под шапочки спускались длинные косы, которые мама вплетала в свои волосы, когда играла Катерину в «Грозе».

Праздник был советский, и поэтому на концерт прибыли какие-то важные чины из посольства, рассевшиеся в первом ряду.

Когда открылся занавес, перед зрителями предстал дружный круг союзных республик, посередине которого стояла Маша, изображавшая Россию. В отличие от меня, Маше не пришлось приделывать накладные волосы, — у нее была собственная, толстенькая русая косичка, выглядывавшая из-под кокошника, и большие голубые глаза. Так что к роли «старшей сестры» братских народов она вполне подходила.

Свой текст каждая из «республик» произносила, не сходя с места, после чего Маша — «Россия» подходила и обнимала её, что и должно было символизировать «Союз нерушимый республик свободных».

Придумка Ириши была вполне идеологически корректной, и ещё на этапе репетиций заслужила полное одобрение и папы — главного режиссера всех клубных представлений, и директора клуба — дяди Бори, суетливого толстяка, вечно утиравшего пот большим носовым платком в красно-зеленую клетку.

Но не тут-то было. Когда очередь дошла до меня, — она была третьей, после Украины и Белоруссии, — я, недолго думая, вышла в середину круга, и слегка отодвинув Машу, произнесла:

Под солнцем Грузия цветёт,
Прекрасный южный край.
А на холмах её растет
Наш лучший в мире чай.

В долинах зреет виноград,
Здесь не бывает дождь.
Моя республика — как сад,
И в ней родился вождь!

Чтение стишка я сопровождала оживленной жестикуляцией — показывала, как пью чай и ем виноград. А при слове «вождь» закатила глаза и показала рукой наверх в сторону облупленного потолка.

В зале захихикали, но быстро смолкли, сообразив, что посольские чины могут подумать, что смех адресован не мне, известной кривляке, а самому вождю.

Маша, оказавшись сбоку-припёку, поколебавшись, встала в круг «младших республик», между Киргизией и Узбекистаном, и там так и простояла до конца нашего номера.

По поводу неуместного расположения России среди посольских товарищей воцарилось немалое замешательство, а старший чин недовольно обратился к дяде Боре:
– Что ж, это у вас, Борис Маркович, за странная дружба народов получается, во главе с Грузией? Не понимаю!

Дядя Боря от страха даже речь потерял и только что-то невнятное мычал.

Но тут ситуацию спасла моя мама.

В то время она, уже немолодая, но все ещё красивая женщина, время от времени выступавшая в посольских концертах, когда приходили зрители «оттуда», всегда усаживалась рядом.

– На всякий случай, чтобы, если что, сгладить, а то наши такое могут ляпнуть, что не приведи господь, — просил дядя Боря, любивший надо не надо упоминать имя божье. (…)
И на этом злополучном концерте мама сразу сообразила, что к чему, и, мило улыбнувшись, шепнула товарищу в ухо:
– Понимаете, мы хотели сделать более оригинальную мизансцену, не так, как обычно. Ведь Грузия подарила нам Иосифа Виссарионовича, разве все мы, и Россия тоже, не должны быть ей за это благодарны?

– Конечно, конечно, — поспешно согласился посольский чин, мучительно вспоминая, что это за зверь такой — мизансцена. — Как я сразу не догадался. Очень интересное решение!

Так стараниями мамы инцидент был исчерпан, правда, мне дома за импровизацию здорово влетело, и даже няня не стала меня по обыкновению защищать»…

Рада Малиева
«Пражский телеграф»