Нас всех порадовало новое стихотворение любимой нами пражской поэтессы Л. Свирской. Свой отклик на него прислала Лариса Дашкова.
Меж ледяной порой кощеевой
И раем шелковых ночей
Лежит уютная расщелина —
Апрель — всеобщий и ничей,
С его придирками-капризами,
Столь долгожданными зимой,
С его тюльпанами-нарциссами,
С его Еленами-Парисами
И — Персефоною самой…
Она как раз из тьмы аидовой
В объятья к матери спешит…
Апрель — то шелковый, то твидовый —
Последней зимнею обидою,
Последней льдинкой неразбитою
На дне всклокоченной души.
Что я могу сказать по поводу нового стихотворения Людмилы? Очень точно по смыслу, который апрель привносит в наш мир, по его месту в нашей жизни, по его всяческим атрибутам ( между зимой и летом, между осенью и весной)!
Мы это всё все понимаем, но до Людмилы Свирской так — ещё никто не сказал.
Витиевата, однако, мысль поэта! Поэтессу уже нужно разгадывать. Её поэтический слог становится всё более философским, более глубоким и ― сложным. А кто сказал, что поэзия должна быть простой и доходчивой, понятной массам?
У Бродского так вообще всё непонятно. Разве что «Васильевский остров» понимаем до комка в горле. Его американские стихи непонятны вообще, потому-то Пётр Вайль и нашёл возможность встретиться с мастером и попросить изложить «подводное течение», мысль творца (см. послесловие к книге «Пересеченная местность»).
Всё стихотворение исполнено образности, как нас учит и ведёт к тому Марк Блюменталь. Но — при чём тут античные герои, как они-то связаны с апрелем? Попробуем разобраться. Из греческой мифологии знаем, что Елена и Парис — это так же, как Петрарка и Лаура, Орфей и Эвридика, Ромео и Джульетта… — символы страстной любви, но и несчастья, женщина — как предтеча больших перемен. Женщина-любовь-красота ― как источник непокоя не только в мире, но и в трепещущей, всклокоченной душе.
У Цветаевой Елена Спартанская — это Психея… Чем же была так притягательна для неё непрерывно похищаемая Елена? Тем, что стала причиной войны: «И как прекрасно, что именно из-за них ― войны!» Прекрасны, конечно, не войны, а разоблачение ничтожности их источника, подтверждение мысли об убийственной власти внешней красоты…
Тут является и Персефона — как богиня плодородия и будущего (летнего и осеннего) сбирания плодов. Ненароком вспоминается Мандельштам, его пчёлы Персефоны, «мёд превративших в солнце». Выпущенные из Аида пчёлы Персефоны – это сны. Сны – это поэзия. Выпущенные из Аида, эти бессмертные сновидения в своих блужданиях иногда посещают неких особых людей (поэтов), передающих из поколения в поколение искусство «приманивания» слов. Персефона бежит из царства снов в живую жизнь. Из страны молчания — в мир, где можно говорить. В мир слов, поэзии! К тому же Персефоне было наказано треть года проводить в царстве Аида, а две трети — с матерью, на Земле. Так вот апрель — это как раз треть года…
Утратил ли что-то из-за моих разборок и домыслов поэтический дух Свирской? Думаю, что нет. Ведь это самое главное: докопаться до сути, которую вкладывал в произведение сам автор.
Возможно, я, наконец, догадалась:
„Апрель» Людмилы Свирской — это предчувствие настоящей, полноводной жизни?! Какая радость.
Лариса Дашкова
Стихотворение Людмилы Свирской опубликовано здесь.