Фильм «Дом ветра», который Вы представляете на фестивале «Кино стран СНГ»,
о чуде. Иногда можно только удивляться тем композициям из «случайностей», которые выстраивает в нашей жизни судьба. Верите ли Вы в чудеса?
Скажу честно: я человек довольно циничный. Но верующий, и верую я в Бога. Все чудеса, которые происходят в наших жизнях, я соотношу с Господом. Могу привести массу примеров из своей жизни, когда происходило то, во что я поверить просто не мог. Но чудо имело место вопреки моему неверию.
Я очень верю в человеческую любовь, любовь, за которой стоит жертвоприношение во имя предмета любви. Что такое любовь для меня открыл Достоевский. Истинная любовь – это способность человека пожертвовать собой до конца. Чудо, которое совершается в картине «Дом ветра», происходит по истинной любви. Фильм вызывает у зрителя сострадание. «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я в людях пробуждал». Мне кажется, что искусство своей высшей целью ставит именно этот постулат Пушкина.
Сложилось впечатление, что в современных русских фильмах много жестокости. Как Вы думаете, почему картина мира современного кинематографа серого цвета?
Согласен с Вами, к сожалению, многие кинематографисты сегодня пошли за публикой. В зал пришли молодые зрители – дети от 12 до 17 лет. У этого поколения какой-то иной мир. Такую картину мира им и показывают в кино. Это могут быть душераздирающие вещи, я как зритель должен выть и плакать, но нет – душа не откликается.
В пьесе Иона Друцэ «Птица нашей молодости», в которой я играл, даётся ответ на вопрос, как вырастить хорошего человека. «Нужно вовремя смеяться и вовремя плакать – остальное он поймёт сам». А если в тот момент, когда мне нужно плакать, я ничего не чувствую, значит, что-то плохо или со мной, или с тем, что мне показывают.
Я не так давно посмотрел картину «Тюльпан» Сергея Дворцевого, которая произвела на меня сильнейшее впечатление. Режиссёр снимал её четыре года в Голодной степи. Там показана жизнь, тоже не «цветочки». Но в этом фильме есть огромная вера, что всё будет хорошо. Думаю, искусство должно идти именно таким путём. То, что показывают на экране или производят на сцене, должно пробуждать у зрителя простые добрые чувства.
Но вы снимались у скандального режиссёра Валерии Гай Германики.
Да, мне было просто очень любопытно с ней поработать. На мой взгляд, человек она, безусловно, талантливый. Думаю, у неё как режиссёра большое будущее, если перестанет, грубо говоря, кривляться.
Вы очень востребованный актёр и много работаете: заняты в театре, снимаетесь в фильмах, сериалах. Какая работа приносит Вам наибольшее творческое удовлетворение?
Моя месячная зарплата в театре равна зарплате одному дню в кино, но я не бросаю театр. Это живое искусство, где встречаются эмоции зрителей и актёров. Здесь я могу сказать, что зритель – это мой партнёр. В кино этого нет. Картину сняли – и всё.
Вы сменили несколько сцен. Расскажите о Вашем идеальном театре.
Я пятнадцать лет проработал в Малом театре. Он был для меня тем самым «идеальным», я учился в нём. Не могу сказать, что в ТЮЗе мне как-то некомфортно, нет. Ко мне относятся с большим уважением. Просто того дома, который был в Малом, здесь нет. Но от предложений вернуться я уклончиво ухожу. Я не возвращаюсь – таков мой принцип.
Вы цените хорошую литературу? Вы заняты в так называемых «чтецких спектаклях», литературно-музыкальных постановках на стихи русских поэтов. Очень красивый театральный формат.
Да, вот как раз перед приездом сюда читал со сцены стихи поэтов-эмигрантов. С Ольгой Кабо я играю в спектакле, названном строчкой из стихотворения Георгия Адамовича «Любил… что знаешь ты об этом?». Ольга играет женщину, которая любит сейчас, а я играю мужчину, который любит её, но в воспоминаниях. Она плод моего воображения, и у нас идёт спор. Спорим мы стихами Цветаевой, Блока, Бунина, Пастернака, Тарковского, Петровых.
Есть ли роли, которые Вы бы ещё хотели сыграть?
Я понимаю, что очень много ролей я уже сыграть не смогу. У меня есть задумка рассказать в моноспектакле, как бы я сыграл роль, которую уже не сыграю. Каким бы я был Гамлетом, Лиром, Макбетом…
Интересный замысел. Когда планируете его реализовать?
Трудно сказать, сейчас я загнан. По-другому не сказать. Помимо занятости в театре у меня семь проектов. Два для меня важны, а в остальных пяти я меняю жизнь на деньги. Да, я в этом открыто признаюсь. Но работаю я всегда честно, не халтурю. Не публика же виновата в том, что мне интересно одно и неинтересно другое. Я несу ответственность за все свои роли.
Вы снимаетесь и за рубежом. С европейскими режиссёрами работается по-другому?
Я получил колоссальное удовольствие, работая с французами над фильмом «Концерт». Было ощущение, что я вернулся в наш советский кинематограф. Гримёры, костюмеры, декораторы, ассистенты – все работали профессионально.
У меня была сцена, где при важном разговоре я поправлял галстук – с каждым дублем ассистент заново настраивала время на моих часах. Я ей сказал: «Если во время такой эмоциональной сцены зритель будет смотреть на часы, меня надо лишать гонорара». Она ответила: «Но если кто-нибудь посмотрит, то лишат гонорара меня». Так и должно быть.
У нас рухнул великий кинематограф. Самое страшное, что мы потеряли, – профессиональные кадры. В кино пришло очень много дилетантов. Свежий взгляд – это хорошо, но профессии надо учиться. Сегодня я должен подсказывать гримёру, как мне приклеивать бороду.
По работе Вы часто посещаете разные города России и мира. Вы увлекаетесь фотографией. Какой город, на Ваш взгляд, наиболее фотогеничный?
Я очень люблю город, где живу, – Москву. Но, например, Прага выгодно отличается от нашей столицы тем, что это пеший город. Прага безумно фотогенична. Глазу негде отдохнуть от красоты. В каждом городе есть своя прелесть. Четыре месяца я прожил в Париже, специально не садился за руль, а ходил пешком, гулял. Петербург тоже пеший и очень красивый город. Также я очень люблю Лондон, маленькие города Черногории. Но для меня очень важен язык, который звучит вокруг, поэтому я бы не смог жить нигде, кроме России.
«Пражский телеграф»