Олег Табаков: «В 1968 г. я послал Леониду Брежневу телеграмму протеста»

13 марта 2011 г.  выдающийся российский артист и режиссёр Олег Табаков в Праге получил премию «Треббиа», которая ежегодно присуждается выдающимся деятелям искусства. Основателем премии является галерея Miro.  Перед отлётом из Праги Олег Табаков выглядел отдохнувшим, шутил и рассказал шеф-редактору «Пражского телеграфа» Наталье Судленковой о том, как написал телеграмму Леониду Брежневу с протестом против ввода войск в Чехословакию и что после этого произошло.

Олег Павлович, Вы увенчаны невероятным количеством наград и регалий. Значит ли что-то для человека с таким послужным списком новая премия?

Думаю, что любому нормальному человеку будет приятно, когда ему говорят за что-то «спасибо». Во-первых, потому что, наверное, не зря были потрачены какие-то усилия. А во-вторых, это вежливость.  Меня бабушка учила: когда тебе уделяют внимание, в ответ на это тебе тоже нужно сказать «спасибо», так что благодарность в этом случае — это вопрос воспитания.

Как Вы считаете, в данной ситуации это чехи Вам сказали «спасибо» или наоборот?

Я говорю «спасибо» чехам не потому, что мне дали какую-то премию. Просто судьба распорядилась таким образом, что в ситуациях, когда были беды, и когда были победы, мне удалось быть вместе с моими чешскими друзьями. Хотя конечно, в конечном итоге, я понимаю, что  Леонид Ильич Брежнев в ответ на мою телеграмму с протестом против вторжения в Чехословакию не изменил своего решения.

Вы посылали телеграмму Генеральному секретарю? Я в первый раз слышу об этом!

А я об этом и не рассказываю.

Вы написали телеграмму?

И не только я. Андрюшка Вознесенский, например, тоже написал. Да и другие писали

Это была общая телеграмма?

Нет, я никогда общие письма не подписываю. Я лежал в это время в Боткинской больнице со своими сердечными проблемами. Это был 1968-й год, мне было 33 года. В феврале того года в пражском «Драматическом клубе» (Činoherní klub — прим. «ПТ») прошли двадцать четыре спектакля «Ревизор». В этой постановке я сыграл Хлестакова. При этом я играл на русском, остальные чешские артисты – на чешском. И вот в больнице я получил сигнал от моих пражских друзей: дескать, давай,  делай что-нибудь, войска идут!

И Вы сделали это «что-нибудь» — послали телеграмму? Не было это легкомысленным?

Это по тем временам и было, наверное, достаточно легкомысленным, в конце концов, в стране существовал определённый режим, определённая дисциплина, но, видимо, не сделать это нельзя было.

А что вы написали?

Что протестую против ввода войск в Чехословакию. Что многое связывает меня с этой страной, и я не верю в то, что подобная мера может укрепить нашу дружбу.

А Вы не боялись?

Это вообще не разговор – боялся или не боялся. Ну а как мне потом, если бы я этого не сделал, было бы смотреть в глаза Гонзе Качеру или Павлу Ландовскому и всем прочим? Это всё было так, как было, я не героизирую это время и свои поступки.

Была какая-то реакция на Вашу телеграмму?

Никакой. Мало того, что не было никакой реакции непосредственно на телеграмму,  были действия, аналогичные по своей логике, скажем, поступкам графа Лорис-Меликова, которым был ближайшим соратником государя Александра II, давшего свободу крепостным крестьянам. Граф Лорис-Меликов поступал обычно следующим способом: если кто-то вякал, то его награждали. Вот так это произошло и со мной, и с Вознесенским… Мы получили по ордену.

По какому?

Знак Почёта.

Можно это расценивать как то, что они посчитали Вас настолько ценным кадром, что решили не напрягать ситуацию?

Нет, я не думаю. Дело не в этом. Логика была совсем другая: «Кто?? Чего?? – Да это ведь наши ребята!».  Я бы сказал, что это вполне азиатская и довольно изощрённая логика без особого вуалирования усилий и целей.

Вам доводилось потом ещё встречаться с представителями труппы «Драматического клуба»?

Да.

Как у Вас складывались отношения?

Это было уже спустя шесть лет после ввода войск. На протяжении всего этого времени я довольно искусно избегал необходимости лететь в Прагу. Вместо меня  более солидные, фундаментальные люди вроде Дмитрия Шестаковича и, по-моему, Валентина Катаева попадали и ехали укреплять контакты  со своими коллегами. А я в силу того, что много снимался, довольно искусно лавировал. К тому же, наличествует у меня и провинциальные саратовская хитрость и ловкость, поэтому мне на протяжении длительного времени удавалось избегать транспортировки  из Москвы в Прагу.

Но в 1974-м Вы всё же попали в Прагу? И как это выглядело?

Это уже другая история, к тому времени уже некоторых не было в живых. Короче, это закончилось тем, что я купил много водки, привёз с собой две больших банки икры и устроил вечеринку. И представьте себе, что на моих глазах Иржина Шворцова, тогдашний председатель Союза артистов, целовалась с опальным режиссёром Павликом Когоутом.  Я вытаращил глаза на лоб, а он мне объяснил: «Это называется швейковать».

Вечеринкой всё и ограничилось? Это была вечеринка примирения?

Нет, всё было далеко не так просто. В тот день, когда мне уже надо было улетать, меня приняли секретарь ЦК КПЧ по идеологии и заведующий отделом культуры. Меня сопровождал один из наших дипломатов, по-моему, Прасолов. Они всё приставали ко мне, хотели узнать моё мнение, а я пил-пил водку и ничего им не отвечал. Потом чешский товарищ подошёл к библиотеке, отодвинул корешки книг, и оказались, что это не корешки , а муляжи, а там кран пивной. Он налил большой жбан литра на три, и вот тут я поплыл…

И что?

И я сказал всю правду. Закончилось всё тем, что на меня пришли три или четыре телеги с просьбой  разобраться с зарвавшимся  Табаковым, который ведёт себя таким образом. Всё это должно было закончится печально, но мои сверстники к этому времени  уже стали помощниками  больших людей — кто Андропова, кто Суслова, и они, наверное, контролировали события. Закончилось всё это тем, что моё персональное дело попало на рассмотрение в Бауманский райком партии. На заседании члены райком – ткачихи, рабочие – искренне возмущались моим поведением, говорили, что, мол, выучили его, воспитали, а он вот так себя ведёт. В конце концов встал секретарь райком и сказал: «Надо бы повнимательнее с артистами… Вспомните, был у нас Фёдор Шаляпин…».  И я отделался выговором.

 

ВСТАВКА:

Олег Табаков родился в 1935 г. в гор. Саратов в семье врачей. Решающее влияние на выбор им профессии оказали занятия в 1950—1953 годах в театральном кружке «Молодая гвардия» Саратовского дворца пионеров и школьников, руководимой педагогом театрального мастерства Натальей Сухостав.  В 1953 г. Олег Табаков поступил в Школу-студию МХАТ, учась на третьем курсе сыграл свою первую роль в фильме «Саша вступает в жизнь». В 1957 г. Олег Табаков стал одним из основателей театра «Современник».  В 1970 г. Олег Табаков стал директором МХАТа. В 1976 г. на базе ГИТИСа Табаков набрал курс из 26 студентов. С этого началась его преподавательская деятельность. В 1978 г. состоялась премьера «подвала» — нового театра в бывшем угольном складе по ул. Чаплыгина, прообраза будущей «Табакерки». Театр получил официальный статус в 1986 г., а с 1 марта 1987 г. там проходят спектакли.

С 2000 г. Олег Табаков возглавляет как МХАТ им А.П.Чехова, так и  Театр под руководством Олега Табакова.

Олег Табаков также регулярно проводит свои мастер-классы в пражской Театральной академии. В 2006 г. Олег Табаков получил разрешение на постоянное место жительства в Чехии.