«Воспитанница» Островского в исполнении молодых чешских актёров – выпускников Пражского института театра – уже в который раз прошла на «ура». Их талант, харизма, энтузиазм, задор не могут остаться неоценёнными. Восторженные зрители громко апладируют, счастливые артисты долго не уходят со сцены. Быть может, секрет успеха ещё и в том, что русскую пьесу чехи поставили под руководством русского режиссёра? С известным театральным режиссёром из Санкт-Петербурга, создателем и художественным руководителем «Небольшого Драматического театра», лауреатом высшей российской театральной премии «Золотая маска» Львом Эренбургом побеседовала корреспондент ПТ Ксения Симонова.
Как началась история Ваших взаимоотношений с Прагой?
Когда-то давно на мой театр в Санкт-Петербурге вышла театровед и драматург Власта Смолакова. Она решила привезти нас в Прагу с одним из наших спектаклей. А потом предложила мне провести мастер-класс для её студентов. С моей точки зрения, они не умели ничего вообще, но цепко и разумно брали всё, что я давал. Это растопило моё сердце. Я понимал, что это дефицитная история, в России с этим сложнее. Провёл мастер-класс, и у меня самого появилась мысль сделать с ними дипломный спектакль. Мы ставили «Воспитанницу» почти пять месяцев с разбивкой в три с половиной года. Они шли всем моим пожеланиям навстречу. И получилось то, что получилось. Сейчас они этим спектаклем живут, они играют, они за это держатся, они запланировали новый спектакль тем же составом. А я только помогаю: приехал буквально на десять дней.
Вы являетесь представителем питерской театральной школы. В чём её отличие от московской?
Я не знаю, что такое питерская театральная школа и что такое московская театральная школа. Я знаю, что такое класс конкретного педагога. Моим педагогом был Георгий Александрович Товстоногов – земля пухом. Вторым педагогом был Аркадий Иосифович Кацман. И третьим педагогом была ныне здравствующая, дай ей Бог здоровья, Ирина Борисовна Молочевская. Я учился у хороших мастеров – очень жёстких и очень хороших.
В 2009 г. Ваш «Небольшой Драматический театр» получил статус государственного театра. Что изменилось с тех пор? Какие параметры необходимы для того, чтобы театр стал государственным?
Нужно, чтобы звёзды сошлись, чтобы ваша работа убедила сильных мира сего в том, что вас надо поддержать. Наша работа убедила. Мы имеем постоянное репетиционное помещение, имеем зарплаты. Нам строится здание в центре Петербурга, но строится очень медленно. Думаю, что увижу его, в лучшем случае, из инвалидного кресла.
Вы изначально ставили задачу сделать свой театр государственным?
Я об этом думал мало. Я думал о работе.
Как Вы считаете, есть ли смысл в создании частных театров, когда существует так много государственных, большинство из которых находится на дотациях? Не обречены ли частные театры на вымирание, если у них нет спонсоров? Есть ли у таких театров перспективы? Или выход один – становиться государственным?
Не знаю. Не могу ответить на Ваш вопрос. Это правда: в России много государственных и очень плохих театров.
В чём отличие хороших театров? Почему одни театры могут стать феноменами, а другие так и останутся середняками?
Служение театру, одарённость и профессионализм личного состава и опять же звёздочки, как они сходятся.
Почему Вы считаете, что можете сказать новое слово в режиссуре?
Я не считаю, что могу сказать новое слово в режиссуре. Я просто говорю о том, о чём думаю. Как-то одна из моих студенток спросила: «Ну как, Вы же думаете о том, насколько Вы одарены?» Нет. Когда я был моложе, я часто думал: «Неужели я так бездарен?» А сейчас перестал об этом думать. Я просто работаю.
Не возникало сожаления, что Вам не стать, например, Немировичем-Данченко? Или Вы считаете, что могли бы стать им?
Нет. Я совсем не хочу быть Немировичем-Данченко. Он некрасивый. А если говорить о таланте, признании, то у меня всё нормально с этим ощущением. Мне всего хватает.
В Древней Греции театральные представления были очень длинными, могли продолжаться несколько дней. Сейчас спектакли значительно короче. Где предел продолжительности спектакля?
Та информация, которую готов воспринимать сегодняшний зритель, должна быть в сжатом виде. Я думаю, что спектакль, как бы хорош он ни был, ни в коем случае не должен превышать трёх часов. Есть художники, режиссёры, которые полагают, что спектакль может идти четыре часа, может идти два вечера. Но, при всём уважении к этим художникам, я эту мысль не разделяю. Я считаю, что это амбициозная позиция. Не выдерживает зритель.
Как Вы относитесь к актёрам? Кто они для Вас?
Очень сложно я отношусь к актёрам. Иногда я их люблю, иногда ненавижу, иногда презираю, иногда обижаюсь, но, как говорила моя бабушка, стараюсь обижаться «не дальше пуговицы». Стараюсь, но не всегда получается. Знаете, в чём тут сложность? С одной стороны, на актёров нельзя обижаться. А с другой стороны, это очень опасно. Потому что как только перестаёшь обижаться на жену или любовницу, это означает, что она тебе безразлична. Как-то надо удержаться на той грани, которая «легче волоса и тоньше острия меча», чтобы, с одной стороны, не очень обижаться на них, не тратить сердце, а с другой стороны, не переставать считать за людей.
Как Вы относитесь к ситуации с театром на Таганке? Может быть, принимаете чью-то сторону – кто прав, кто виноват.
Я не знаю историю в нюансах. Но симпатии мои, пожалуй, на стороне Любимова Юрия Петровича, хотя отношусь я к нему очень сложно по-человечески и по-художнически. Почему? Потому что актёры не имели права ставить ему ультиматум. Как ни крути, Юрий Петрович, в отличие от многих из них, прожил очень непростую бойцовую, борцовую жизнь. Он воин, он личность, и это вызывает уважение. Он стар сейчас, и, как Акелле, ему перестали прощать всё то, что было с ним всегда. А с ним всегда были тоталитаризм, своя диктатура. Пока он был молод, силён и талантлив, это ему прощалось в силу масштаба личности, энергии, воли и т.д. А сейчас они решили, что Акелла промахнулся.
У Любимова есть фраза: «Актёры – как клопы в диване: будут кусать всякого, кто на диван сел…» Согласны ли Вы с таким утверждением?
Я бы сказал, что это бывает так, но это не всегда так. Так нехорошо, я считаю. Это как раз тот случай, когда артистов за людей, за художников не держишь, а держишь за убогий материал. И тогда это становится критерием для всех. Мне так кажется. Это моя позиция.
Когда появилось кино, многие считали, что театру пришёл конец. Потом появилось телевидение, и снова многие считали, что театру пришёл конец. Как Вы считаете, что в настоящее время представляет наибольшую угрозу театру?
Отвечу чуть-чуть расширенно. Театр, я думаю, останется живым в силу двух причин, которые не в состоянии компенсировать ни кино, ни телевидение. Первая причина – это то, что театральное искусство живо сиюминутно, оно происходит здесь и сейчас: люди на моих глазах потеют, краснеют, бледнеют, и эту меру подлинности не заменить никаким кино. Кино – это всё-таки лента. Хорошая, но лента. Второе свойство театра – театральность. В этом его совершенно неповторимый шарм. Воссоздать на сцене Собор Святого Вита невозможно, но театральными средствами можно решить так, что зритель включит воображение, и от этого выиграет всё. Эти качества не восполнить ничем, они дорогого стоят и создают эксклюзивность театра, определяя тем самым перспективу его жизни. А угрожает театру общая девальвация ценностей, вырождающийся профессионализм, вырождающаяся школа, угрожает то, что всё покупается и продаётся.
_________________________________________
Лев Борисович Эренбург родился 10 ноября 1953 в городе Сталинск (ныне – Новокузнецк, Кемеровская область). Окончил филологический факультет Томского государственного университета (1977) и актёрское отделение Новосибирского театрального училища (1980). Работал актером Новосибирского ТЮЗа и Читинского театра драмы. Снялся в нескольких российских картинах (в том числе – «Война» А.Балабанова). В 1987 г. с красным дипломом окончил ЛГИТМиК, курс Г. А. Товстоногова, режиссура драмы. Стажировался и преподавал актёрское мастерство на курсе у А. И. Кацмана (1987-1989). Сотрудничал с московской «Студией под руководством Евгения Арье» (в дальнейшем — театр «Гешер»), с которой в своё время уехал в Израиль, но вернулся в Россию. Был приглашён в Петрозаводск, где в 1992 г. выпустил актёрско-режиссёрский курс Финского театра драмы. Параллельно окончил Медицинский колледж по специальности зубной врач, работал врачом в Центральной Стоматологической поликлинике Петрозаводска. В 1994 г. вернулся в Санкт-Петербург, преподавал в филиале СПГАТИ «Интерстудио», где в 1999 г. выпустил курс, на основе которого был создан «Небольшой драматический Театр Льва Эренбурга», известный спектаклями «В Мадрид! В Мадрид!» по Х.Х.А. Мильяну, «Оркестр» Ж. Ануя, «На дне» М. Горького, «Иванов», «Три сестры» А. Чехова. В Магнитогорском драматическом театре им. А.С. Пушкина поставил спектакль «Гроза» А. Островского, став с ним лауреатом Высшей национальной театральной премии «Золотая маска». Кроме того, был номинирован на «Золотую маску» за спектакль «На дне» (2006) и «Васса Железнова» (МХТ им. А.П. Чехова, 2010). В настоящее время преподаёт актёрское мастерство в Балтийском институте иностранных языков (БИИЯМС), проводит мастер-классы в Пражском институте театра (Чехия), как режиссёр сотрудничает с МХТ им. А. П. Чехова.