Штрихи к портрету Николая Второго. Часть третья, заключительная

Николай не хотел войны, будучи принципиальным противником насилия и памятуя об уроках войны с Японией и последовавшей революции. К тому же перевооружение русской армии, значительно уступавшей германской по технической оснащенности и огневой мощи, было далеко не закончено.Но оставить маленькую Сербию перед лицом австрийского вторжения и неминуемого разгрома, император не мог, тем самым, против своей воли подняв занавес своей смертельной драмы и самого тяжкого испытания в истории России.

В первые месяцы войны император был символом единства нации перед лицом тевтонской угрозы, тем более, что преобладали шапкозакидательские
настроения – «Рождество будем встречать в Берлине». Но к этому времени (с августа; разгром армии Самсонова в Восточной Пруссии) эйфория испарилась бесследно, стало ясно – предстоит долгое и кровопролитное противостояние. Старые распри и противоречия между властью и оппозицией немедленно возродились. А военные поражения весны и лета 1915 г. дали им мощный толчок.
Русская армия оставила Галицию, Польшу и еще некоторые районы. Все это походило на огромную военную катастрофу и главнокомандующий, дядя царя великий князь Николай Николаевич был просто деморализован. В этой обстановке Николай решил принять на себя главнокомандование, приняв личную ответственность за ход военных действий. Драма России и династии вышла на новый уровень – царь поставил себя в самый центр общественного недовольства.
Чтобы сбить его Николай отрешил от должности военного министра В. Сухомлинова, который неоднократно уверял, что армия готова к войне. Затем стали утверждать, что он вообще изменил России. Были отставлены и несколько влиятельных министров правой ориентации – юстиции — И.Щегловитов, внутренних дел – Н.Маклаков и обер-прокурор Синода В. Саблер. Пользы это принесло мало и с лета 1915 г. на первый план вновь вышло старое требование либералов – создание ответственного перед Думой правительства – которое объединило всю оппозицию.

На финишной прямой – к гибели

Николай прекрасно понимал, что реформы надо продолжать. Но проводить их во время войны – безумие. Между тем, в обществе все нарастало недовольство, выражавшееся в разговорах о шпионах и предательстве. Государственная администрация все глубже погружалась в состояние апатии и бездействия. Несомненно, очень многое зависело от самого Николая, который будучи человеком мягким и деликатным, не решался на решительные и жесткие меры. Как считали современники, не было системы, плана и действенного контроля сверху. К тому же, последние полтора году он находился в ставке в Могилеве в кругу военно-стратегических проблем и поневоле ослабил контроль над правительством. Александра все больше вмешивалась в государственные дела, во многом полагаясь на советы «дорогого Григория», что тут же становилось общеизвестным. К тому же, императорская чета была очень некоммуникабельна, вела замкнутый образ жизни и даже среди членов романовской династии у нее фактически не было не только друзей, но и сочувствующих. Самое же главное, зашаталась опора престола – армия, насчитывавшая к тому времени почти 13 миллионов человек, не понимавшая целей войны, стоившей так много крови. И все это на фоне углубляющихся трудностей простых россиян, вызванных недостатком продовольствия, сбоями в снабжении, потерей родных и близких на фронте и т.д.
Недовольство громадной страны неотвратимо смещалось на Николая, особенно когда он стал главнокомандующим, а положение на фронте не улучшилось, и Александру, которую никто не мог упрекнуть в недостатке патриотизма — но она все же немка, да еще слушает этого развратника, взяточника и шпиона Григория, которого вовсю полоскала либеральная пресса. Масла в огонь, мощно добавило и убийство «друга» при участии великого князя Дмитрия! Достаточно было одной искры в виде бунта запасных батальонов в Петрограде 23 февраля, и монархия стремительно покатилась под откос. Дума сформировала Временное правительство. Великий князь Кирилл Владимирович встал на его сторону вместе со своим Гвардейским экипажем. 27-го Николай согласился на создание ответственного перед Думой правительства и выехал в Петроград. А уже на исходе 2-го марта в Пскове, обнаружив, что все командующие фронтами — Рузский, Брусилов, Эверт и его двоюродный дядя Николай Николаевич – и даже начальник штаба Ставки Алексеев за его отречение, он отказался от престола в пользу наследника Алексея, а через несколько часов, учтя его неизлечимую болезнь, уже в пользу брата Михаила, который также не захотел взять на себя это бремя. 303 года правления династии Романовых в России завершились на семнадцатом по счету монархе с неприличной быстротой.
Слабый и недальновидный человек оказался на вершине власти в судьбоносное для страны время, Его, слабого, власть раздавила, как он и предчувствовал, вступая на престол. Недостатки, вполне терпимые у обычного человека – недопустимая близость царской семьи с Распутиным, ставшая символом разложения монархии, некоммуникабельность, непозволительная мягкость и, конечно, уверенность, что он монарх милостью Божьей и должен нести свой крест, невзирая ни на что, сыграли роковую роль в судьбе страны и в его собственной.
Отвечая на намеки, что надо было раньше согласиться на правительство общественных деятелей, Николай говорил в Пскове: « Для себя и своих интересов я ничего не желаю, ни за что не держусь, но считаю себя не вправе передать все дело управления Россией в руки людей, которые сегодня, будучи у власти, могут нанести величайший вред России, а завтра умоют руки, подав в отставку». Отдадим должное его чувству ответственности и точности политической оценки своих политических противников, но ведь и сам помазанник Божий с Россией не справился, оказавшись в полном одиночестве.
Важнейшей особенностью Февральской революции стало отсутствие организованного, сплоченного сопротивления. Ни одна социальная группа, ни одна область страны не выступила на борьбу с ней. Сторонники царского режима ушли в тень, не играя в дальнейшем существенной роли в политической борьбе. В конечном итоге страна оказалась в руках политических экстремистов и прожектеров, для которых ее национальные интересы стояли на последнем месте, загнанные туда бредовой идеей мировой пролетарской революции и строительства коммунизма. Но разве то, что произошло уже с советской Россией 73 года спустя не стало, в основных своих чертах, повторением 17-го года? И тогда и теперь страна рухнула не только и не столько от происков врагов внешних, а под гнетом застарелых домашних проблем, накопленных правящей элитой, не желавшей менять неразумную государственную систему и уходить от власти. История повторяется…

Ипатьевский монастырь – Ипатьевский дом

Но вернемся к Николаю Александровичу и его семье, пребывание которых на грешной земле стремительно шло к завершению. Уже просто гражданин Николай Романов с семьей был переселен Временным правительством из Александровского дворца в Царском селе в Тобольск, а после переворота в октябре коммунистами — в Екатеринбург в апреле 1918 г.
И надо же какое совпадение: их последним пристанищем и местом страшной общей смерти, т.е. концом династии Романовых в России, стал дом инженера Ипатьева. А ее началом был Ипатьевский монастырь в Костроме, где в 1613 году 16-летнему Михаилу Романову объявили, что он избран царем. (Кстати, Ипатия, женщина-ученый из Александрии (370-415 г.г.) была убита фанатиками-христианами). Возможно, это обстоятельство вкупе с глубоким фатализмом Николая и развернувшимися немедленно по прибытии событиями привели его через краткое время к убеждению, что живым он из Ипатьевского дома не выйдет. Во всяком случае, повел он себя более чем странно.
Конечно, никто кроме посвященных – уральских руководителей Белобородова, Голощекина и главарей Кремля — не знал, что объявленного суда над гражданином Н.А. Романовым не будет и что решено ликвидировать всю царскую семью, якобы, ввиду угрозы контрреволюционного заговора с целью ее освобождения. «Заговор» и начали стряпать с момента прибытия Романовых в Екатеринбург.
Первым делом от семьи отстранили верного друга князя Долгорукова, якобы, найдя у него два пистолета!! Когда же в ручном саквояже бывшей императрицы, привезенном еще из Царского, обнаружили план Екатеринбурга (к изумлению Аликс), то это уже была улика. Зачем этот план, если они предполагали, что едут в Москву? Наконец, в своих «Воспоминаниях» комендант дома Авдеев утверждает, что в письмах детям в Тобольск (Николай и Аликс прибыли первыми в Екатеринбург с дочерью Марией) он обнаружил в подкладке конверта листок тонкой бумаги с планом дома. Николай, якобы, ничего не мог объяснить, лгал и запирался. …По Екатеринбургу обо всем этом пошли гулять слухи…
А тут подоспели новые события. 14 мая и 5 июня часовые стреляли в дом; им, якобы, показалось, что кто-то шевелится у окон. 8 июня постовой по неосторожности взорвал бомбу; без последствий. Но эти происшествия тотчас превратились в историю о царских дочерях, подающих сигналы из окон, и бдительных часовых.
Позднее стали сокращать и окружение семьи – увезли на допрос и не вернули лакея Седнева и дядьку наследника Нагорного, прибывшему с семьей доктору Деревенко, проживавшему вне дома, запретили приходить для осмотра Алексея. «Заговор» методично клеили…
А в июне события ускорились. Комендант вдруг разрешил им получать еду из Новотихвинского монастыря, игуменья которого посылала им сливки, яйца, молоко в бутылях. И вот в бутылях Николай обнаружил три письма на очень плохом французском, подписанном «Группа офицеров русской армии». Семье сообщали о заговоре с целью ее освобождения и настоятельно просили расклеить одно из окон. И вдруг, какая удача! – комендант разрешил это сделать, неожиданно пойдя навстречу неоднократным просьбам Романовых, страдавших от духоты.
Завязывается переписка. И тут Николай делает шаг, который иначе чем самоубийственным не назовешь. Он делает запись в своем дневнике о том, что им надо подготовиться к побегу! В дневнике, который в любое время может прочитать комендант!
Чтобы понять логику Николая надо посмотреть на обстановку, сложившуюся вокруг семьи. К тому времени Чехословацкий корпус подошел совсем близко к Екатеринбургу. Все города в округе уже взяты – Тюмень, Кыштым, Миасс, Златоуст, Шадринск…В самом Екатеринбурге всего несколько сот красногвардейцев и полно царских офицеров, а в придачу эвакуированная из Петрограда Академия Генштаба. И никакого наступления на город, ни одной достоверной попытки освободить ипатьевских узников.
Вывод только один – царская семья никому не была нужна.
Свергая большевиков, чехословаки и сибирская армия отнюдь не собирались восстанавливать монархию, они воевали за власть Учредительного собрания в Самаре. После распутинщины, кровопролитной войны, слухов об измене свергнутого императора просто ненавидели. Его освобождение принесло бы освободителям только проблемы. И Николай понимал: живой он не нужен никому.
Но, пришел он к убеждению, убив его, большевики, конечно, освободят семью, и это единственный путь к их свободе. Итак, его смерть – благо, и он приговаривает себя, сделав запись в дневнике.

Завершение драмы

Что касается писем на плохом французском, то их происхождение убедительно прояснил бывший член Уральского ЧК И. Родзинский в интервью Московскому радио в 1964 г. Вместе с Белобородовым и членом Уральского правительства П. Войковым (убит российским монархистом в 1927 г. в Польше на посту советского полпреда), он и сочинял письма «Офицера». Войков переводил их на французский.
Получив все доказательства монархического заговора и возможность оправдаться перед общественным мнением России и Запада, уральские руководители согласовали дальнейший план действий с Москвой. Голощекин, побывав у Ленина, договорился, что официально решение о казни Николая примет Уральский Совет, а семья, якобы, будет эвакуирована в надежное место. На самом деле, все было сделано с согласия кремлевских вождей.
В ночь на 17 июля 1918 г. (к этому времени сдача города стала неминуемой), Николай, Александра, наследник Алексей, дочери – Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, а также доктор Боткин, служанка Демидова, лакей Трупп и повар Харитонов, были расстреляны в комнате нижнего этажа дома Ипатьева. Расстреливали этих 11 несчастных 12 чекистов, включая коменданта Я. Юровского и семь т. н. латышей (бывших австрийских военнопленных; среди них, как утверждают некоторые источники, лидер венгерской революции 1956 г. Имре Надь).
Последними словами последнего российского императора, по утверждению одного из расстрельщиков, были: «Вы не ведаете, что творите».

Послесловие

Расстрел Царской семьи положил начало множеству легенд, многие из которых не разрешены по сию пору. До сих пор не установлено место захоронения. Искали белые, искали красные, но их ли останки торжественно погребены в Петербурге, полной уверенности нет, по крайней мере у Русской Православной Церкви. На Западе широкое распространение получила история с якобы чудом спасшейся Анастасией, не говорившей по — русски, но удивительно похожей на младшую дочь царской четы. У нее на теле был даже след сведенной родинки, как и у Анастасии. Когда она умерла, ее похоронили в склепе принцев Лейхтенбергских, родственников Романовых.
Или история, приведенная в «Ипатьевской ночи» Э. Радзинского о некоем Семенове Филиппе Григорьевиче, 1904 года рождения, пациенте психиатрической больницы в Петрозаводске в 1949 г. Он поступил туда из исправительно – трудовой колонии в состоянии острого психоза (все время ругал какого-то Белобородова). У него была стойкая гематурия, что вполне объяснялось гемофилией наследника. Внешностью очень напоминал Николая Первого. Врач, знаток Старого Петербурга был поражен его доскональным знанием Зимнего дворца, загородных резиденций, всех членов династии, придворных должностей, придворного протокола, знаменательных дат семейства Романовых и т.д.. Наконец, осмотр выявил у него особенность, которая отмечалась у Алексея – крипторхизм, неопущение одного яичка.
Семенов не скрывал своего происхождения, рассказал, что спасся при расстреле, затем жил в Ленинграде, служил в Красной Армии, учился в экономическом институте, а Белобородова ругал за то, что тот занимался вымогательством. Он вел себя вполне разумно, понимал свое положение, не хотел, чтобы вокруг него собирались антисоветчики. В условиях того времени врачи сочли наилучшим вариантом признать его душевнобольным и поместить в больницу МВД. Семенов был за это благодарен.
Правдоподобие этим двум историям придает анализ «Записки» Я. Юровского в адрес ВЦИК, написанной в 1919 г., к которой Э. Радзинский получил доступ в 1989 г. и тогда же опубликовал. Среди множества подробностей расстрела и возни с трупами комендант упоминает такой факт – пули отскакивали от Алексея и трех из его сестер (целили в сердце) и их пришлось достреливать и докалывать штыками. Оказалось, что в корсетах девушек были густо зашиты брильянты, и при захоронении всех раздели.
Логичный вопрос: Почему Юровский пишет только о трех царских дочерях? Чем объяснить живучесть Алексея, который сидел на стуле в первом ряду рядом с отцом, но, по «Записке», подозрения почему-то не вызвал и раздет не был?
Итак, почему Юровский пишет, что «бриллиантовые лифы» были на трех дочерях? На четвертую не хватило?
В Алексея стреляли с двух шагов, а потом пришлось добивать. Ясно, что на нем тоже была «бриллиантовая защита».
Наконец, по Юровскому, пробиваясь к шахте для захоронения, грузовик застрял, и он почему-то приказал сжечь Алексея и Александру (по ошибке сожгли фрейлину). Тут же рядом вырыли общую могилу, облили трупы серной кислотой и зарыли, тщательно замаскировав.
Заметим, решение сжечь Алексея выглядит странно, ведь гораздо важнее уничтожить труп Николая. И почему не сожгли остальных?
Весьма правдоподобное объяснение всем этим шероховатостям в «Записке» главного расстрельщика дает то обстоятельство, что все дети Николая, включая Алексея, явно имели «бриллиантовую защиту». Поэтому их пришлось добивать в доме Ипатьева. Но только тех, кто не потерял сознание и стонал. А некоторые пришли в себя гораздо позже, к тому времени когда грузовик безнадежно застрял у железнодорожного переезда номер 184, а Юровский с начальником охраны дома Ермаковым пошли разыскивать высланный в помощь отряд рабочих. Шофер Люханов набирал воду для перегревшегося мотора в будке на переезде.
Очевидно и раньше, во время долгого пути красногвардейцы слышали какие-то признаки жизни среди наваленных трупов. Но помалкивали. Ведь Советская власть кончается, а за участие в этом деле им не жить. И когда начальники ушли, они решились испытать свой шанс на спасение, оттащив двоих выживших в лес.
Юровскому надо было оправдаться за двух исчезнувших мертвецов. И он придумал историю с сожжением Алексея и женщины. Но это обошлось ему в историческую фотографию расстрелянной царской семьи – он же был профессиональный фотограф и у него был фотоаппарат, отобранный у Александры.
Возвращаясь к главной фигуре нашего повествования, не можем не отметить, что как мужчина и глава семейства Николай Александрович Романов до конца вел себя в высшей степени достойно и мужественно. Очевидно, его личная трагедия заключалась не только в средних способностях, дополненных убеждением, что судьба ему предстоит трудная и ничего здесь изменить нельзя, но и в том, что во времена общеевропейского кризиса он оказался во главе огромной империи с массой нерешенных проблем и не смог их решить. Как он и предчувствовал при вступлении на престол, власть его, слабого, раздавила.

Влад Костров

Штрихи к портрету Николая Романова. Часть первая.

Штрихи к портрету Николая Второго. Часть вторая.