В истории блокадного Ленинграда январские дни имеют особое значение: 18 января 1943 г. войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились, освободив город Шлиссельбург и очистив от противника всё южное побережье Ладожского озера.
А спустя год, 27 января 1944 г. блокада была полностью снята. С каждым годом остаётся всё меньше свидетелей этих 872 дней. Некоторые их тех, кто смог выстоять, проживают ныне в Праге. Корреспондент ПТ Линаида Давыдова встретилась с Ириной Николаевной Юржиновой (Ключарёвой), которая родилась в Ленинграде в 1930 г., подростком пережила блокаду, а с 1954 г. проживает в Праге.
Я потеряла карточки
До войны Ирина Николаевна жила с папой и мамой в одном из двухэтажных деревянных домов, принадлежащих Военно-медицинской академии на Нижегородской улице близ Финляндского вокзала. В коммунальной квартире было ещё четыре семьи. Жили дружно, все большие праздники справляли вместе в большой прихожей.
Но в один прекрасный день по радио объявили, что началась война. «Взрослые выбежали на улицу и что-то очень серьёзно обсуждали. Моя мама Зинаида Павловна — бактериолог-лаборант, сразу же пошла в военкомат, её прикрепили к передвижной бактериологической лаборатории и отправили на фронт», — вспоминает Ирина Николаевна. Отца Ирины, инженера по холодной обработке металла, на фронт не взяли, оставили на заводе.
Вскоре детей организованно стали увозить из города: «Я уезжала вместе с моей тётей и двумя её детьми, ехали недолго, поезд вдруг остановился, дал обратный ход. Над нами кружили самолёты, началась бомбёжка. Дети и взрослые, не понимавшие, что происходит, напуганные, разбегались по сторонам и пытались спрятаться».
Вернувшись в Ленинград, Ирина Николаевна целыми днями оставалась одна дома, отец пропадал на работе. В начале сентября ненадолго в школе начались занятия, уроки часто проходили в бомбоубежище. «Папа мне оставлял карточки, велел, в случае бомбёжки, вместе со всеми бежать в бомбоубежище. Однажды, во время тревоги я потеряла наши карточки, дома есть было нечего, и меня забрала к себе бабушка, Полина Дмитриевна Раевская».
Похороны отца
Зимой топить было нечем, фамильная старинная мебель была сожжена, дров не было. Получая дополнительное питание, отец Ирины помогал семье, но к концу декабря 1941 года вдруг перестал приходить домой. «30 декабря бабушка взяла меня, и мы дотащились на Нижегородскую улицу. В нашей большой комнате на столе лежал мёртвый сын наших соседей, а папу мы нашли в маленькой комнате. Он сидел в кресле и безо всяких эмоций смотрел перед собой. Бабушка вскипятила воду, намочила в ней сухари, накормила его, он немного оживился, узнал нас, к вечеру мы вернулись домой. На следующий день мы опять пошли накормить его, но было уже поздно, он так и умер в кресле», — так Ирина потеряла отца.
С похоронами помогли сослуживцы отца: сколотили ящик, вынесли его на улицу, положили на санки, привязав веревкой, бабушке отдали его рабочую карточку на январь. Попозже Ирина с бабушкой на санках отвезли гроб на Богословское кладбище. «За буханку хлеба, купленную на папину карточку, работник кладбища выкопал в замёрзшей земле под высоким телеграфным столбом могилу».
Бабушка
Она ходила на рынок, меняла вещи на продукты, варила суп из растворённых в воде плиток столярного клея, добавляла лавровый лист, и всё это съедалось с хлебом (125 граммов смеси гидроцеллюлозы, жмыха, отрубей и обойной пыли). «Я, в основном, лежала в кровати, прикрытая всеми одеялами, в швах самого близкого ко мне одеяла были огромные платяные вши. Чугунку бабушка топила один раз в день, постепенно сжигая мебель красного дерева с позолоченной окантовкой, остатки своего приданного».
Бабушка была очень энергичная, жизнерадостная и добрая, старалась всем помогать, в том числе, своей подруге графине Рындиной. «Однажды она взяла меня к ней с собою, чтобы отнести еду. Тётя Клава сидела без света в холодной четырёхкомнатной квартире, закутанная во всё, что могла на себя надеть. Протянув бабушке маленький шёлковый мешочек, сказала: «Полина, поменяй, пожалуйста, на хлеб». В мешочке оказалось лёгкое, шитое золотом, из гагачьего пуха, одеяло с инициалами «К.Р.» Поменять такую вещь на карточки было совсем нетрудно, этим промышляла управдом, разносившая по квартирам огромного дома хлебные карточки, выдачу которых никто не контролировал. Жильцы тоже старались как-то выкручиваться.
Соседи
До больших морозов и голода соседка Ирины Николаевны Маруся с 16-летней сестрой и маленькими дочками как-то перебивались. Первой умерла её младшая, двухлетняя. Чтобы получить детскую хлебную карточку, она завернула тельце в простынку и до конца месяца держала у промёрзшей стены. Перед приходом управдомихи с карточками, Маруся перекладывала тельце в детскую кроватку, прикрыв как будто спящего ребенка. Потом умерла и старшая девочка. Вскоре после этого у парадной нашли и тело самой Маруси.
«Удручающую картину можно было видеть в нашем дворе. Зимой, когда канализация и водопровод не работали, жильцы выбрасывали экскременты во внутренний двор. К счастью, весной 1942 года во избежание эпидемий, организовали уборку дворов. Те, у кого было хоть немножко сил, помогал в расчистке дворов, и я в этом участвовала», — рассказывает Ирина Николаевна. Нечистоты свозились и сбрасывались в Неву. А девушки-дружинницы подбирали на улицах трупы и отвозили их на кладбища, на которых взрывчаткой готовили братские могилы.
Мама
В феврале 1942 года ленинградцы, служившие в одной части с матерью Ирины, решили попытаться спасти свои семьи. «Собрав продукты, они снарядили маму с водителем на грузовике через ледовую дорогу Ладожского озера. Бабушка мне запретила строго-настрого никому двери не открывать, приехавшую маму я не узнала, и все её просьбы и стук в дверь были напрасны. Когда вернулась бабушка и впустила маму, меня ничего, кроме продуктов не интересовало — их было много, но мне давали очень маленькие кусочки шоколада, воду со сгущённым молоком и что-то ещё».
Мама Ирины объехала по всем адресам семьи сослуживцев, но из шести семей в живых она нашла только одну. В апреле ей удалось вывезти из блокадного Ленинграда бабушку и Ирину, семью брата, соседей по коммунальной квартире и семью сослуживца. На Большую землю машины с эвакуируемыми людьми передвигались по подтаявшему льду Ладожского озера, до половины колёс погруженные в воду. «На пути были видны огромные проруби от бомб, в которые нередко проваливались машины с людьми и продуктами. Вскоре нас довезли до Тихвина, откуда в восточном направлении можно было ехать по железной дороге. С мамой в Тихвине мы расстались, она вернулась на фронт, а мы взяли в дорогу вяленую конину, хлеб и чай, оставшиеся другие продукты и, погрузившись в товарный вагон, отправились в путь по совету знакомых до деревни Панчиха, под городом Устюжна Вологодской области». После снятия блокады в 1944 году Ирина Николаевна с близкими вернулась в освобожденный Ленинград.
«Пражский телеграф»